Между тем кучер что-то залопотал, требовательно и злобно. По понятному везде знаку — ангелец будто растер что-то между пальцами — догадались: требует заплатить. Пан Агалинский широким жестом достал из пояса два дуката и бросил кучеру. Тот схватил так жадно, что дурак понял бы, насколько переплачено. Сразу же налетели какие-то слуги и в мгновение сгрузили панские сундуки на мостовую, тоже потребовав платы. Кучер в знак вежливого прощания тронул пальцами шляпу и хлестнул лошадей. Путники остались около горы вещей.
Вдруг неподалеку послышался гневный женский крик. Под уличным фонарем две пригожие женщины азартно, со вкусом ссорились. Тут же набежали зеваки, начали их подначивать. И что такое? В руках у каждой появилось по ножу. Совсем не карманному. Ссора превратилась в смертельную дуэль!
Прантиш схватился за саблю — первое движение шляхтича при наименьшей опасности — и от захватывающего зрелища забыл обо всем на свете. Женщины посреди круга зрителей — Вырвич, конечно, занял самое удобное место — двигались, как в танце, как два тренированных воина. Наскакивали одна на одну, ловко уклонялись. Юбки они подобрали, так что зрелище оголенных выше колен крепких ног принудило пана Агалинского забыть обо всем. Потому что и пан Агалинский терся здесь, в первых рядах. И панна Полонея, любопытная, как молодой воробей. Правда, за толпой, которая немилосердно толкалась, орала, охотники за огненным мечом видели друг друга плохо.
Женщина, та, что тоньше и ниже, с черными волосами, ловко подставила подножку сопернице, и обе покатились по земле. Толпа раздвинулась, все азартно кричали: «Гоу! Гоу!»
Подожди, Лёдник же говорил не отходить от вещей! Один сундучок, между прочим, набит радзивилловскими дукатами. Прантиш оглянулся, приподнимаясь на цыпочки, чтобы за головами зрителей увидеть родные сундуки.
И не увидел.
Может, их уже занесли в помещение?
Прантиш с самым нехорошим предчувствием начал пробираться через толпу. Чуть продрался, и то — оголив саблю, чтобы напугать нахалов.
На том месте, где недавно громоздились привезенные на «Святой Бригитте» вещи, серели мокрые камни мостовой. Лёдник, наконец, вышел на крыльцо в черной треугольной шляпе, белом парике, черном бархатном камзоле с мелкими пуговками.
Доктор уставился в растерянное лицо Прантиша, потом повернул голову туда, где происходила драка. Лицо его стало таким, как будто на лекции подловил учеников за тайной игрой в карты. Но не успел профессор задать вопрос, как в общем шуме послышался пронзительный визг:
— Пан Гервасий! Помогите!
Полонея! Прантиш и Лёдник бросились в толпу. Вырвич успел только заметить, что двое оборванцев пробуют что-то у пана Бжестовского отнять, а пан Агалинский разбрасывает их, как медведь собак.
И вдруг все куда-то разбежались, даже две дуэлянтки. На пустой улице остались стоять только четверо литвинов да на крыльце отеля «Дуб и Ворон» щерилась прислуга и солидный пан с рыжей бородкой, в жилете — наверное, хозяин отеля.
В тумане насмешливо каркали лондонские вороны.
— Где вещи? — очень спокойно спросил Лёдник. Прантиш виновато развел руками.
— Пояс! Пояс с деньгами! — вдруг заорал пан Агалинский и начал ощупывать карманы. — Святые угодники! Табакерка, подаренная паном Каролем! Перстни! Фамильный сигнет! Часы!
После быстрого осмотра выяснилось, что местные воры ободрали всех, как овец. Только сабли и остались при панах — и то потому, что пан за саблю хватается, как пьянь за рюмку. Правда, ножны, украшенные драгоценными камнями, у пана Агалинского и пана Бжестовского срезали. Даже у Лёдника успели карманы обчистить.
— А я о хорошем номере договорился, — меланхолично проговорил доктор. — На шесть комнат. С ванной.
Вырвич растерянно обвел глазами улицу.
— Может, в суд заявить?
Панна Полонея выразительно хмыкнула.
Хозяин отеля что-то крикнул и махнул рукой, чтобы подошли. Лёдник переговорил с ним, покивал, повернулся к своим.
— Этот мистер говорит, что раз такое несчастье случилось с нами на крыльце его отеля, он сделает скидку и подберет нам приличные апартаменты. Готов принять плату тем, что у нас осталось. Ценности какие, одежда. Думаю, стоит согласиться. Куда мы сейчас сунемся.
Вырвич посмотрел на довольное жирное лицо владельца «Дуба и Ворона», как лоснятся у того маленькие светлые глазки:
— Да он с теми злодеями заодно! А теперь последнее забрать хочет!
— А кто виноват? — сердито спросил Лёдник. — Я говорил — из кареты не выходить? Зачем кучера отпустили? Какого рожна побежали, вылупив глаза на представление, которое специально для вас воры устроили?
— Если бы пан профессор не раскомандовался, ничего бы и не случилось! — разъяренно напустился на Лёдника пан Агалинский. — Лезет повсюду вперед, за всех решает. Я сам бы и договорился с корчмарем! Язык денег все понимают!
Хозяин отеля с интересом наблюдал за перебранкой обобранных гостей, лениво скрестив руки на груди. Похоже, он мог простоять так, пока темень не окончит бесплатный спектакль.
— Паны, убивать друг друга будете дома. А сейчас что делать? — немного истерично спросила Богинская.
И действительно, что? Судно за ними придет хорошо если к Рождеству. Даже весть о беде кому послать — деньги нужны.
— Выворачивайте карманы, — мрачно приказал Лёдник. — Может, у кого какие ценности еще остались. Сабли продавать пока не хочется.
— Да я скорее с голоду сдохну, чем Гиппоцентавр прадедовский продам! — гневно крикнул Прантиш.