Камни мостовой блестели, как вымытые с мылом. На каждом углу лютнисты да шарманщики распевали героические песни о битвах с участием дракона, в которых фигурировал непобедимый рыцарь с месяцем во лбу, а также страшные баллады о преступлениях дракона. Эти же страшилки можно было почитать на больших цветных плакатах, развешанных по стенам: чудище требует в жертву самую красивую девушку местечка, подгребает под себя кучи золота и украшений, перекусывает зубами мост, глотает карету вместе с людьми, которые беспомощно высовываются в окна и молят о помощи. В одном месте, около пекарни, под вывеской в виде огромного кренделя, послышались знакомые слова: белорусский лирник, как и положено, слепой, в тулупе, с длинными седыми волосами и бородой, выводил тонким сильным голосом:
— Даўным-даўно тое было:
Кругом зямлі мора лягло.
А ў моры тым тай жыў люты Цмок,
Штодня збіраў з людзей аброк.
Пан Агалинский сыпанул лирнику-земляку в шапку, что лежала на мостовой, денег. И певец, не прерывая пения, как-то слишком ловко для слепого подтянул к себе шапку ногой.
Вырвич заметил, что рядом с изображениями дракона все время встречается изображение красивого юноши с золотыми волосами, который гордо вздымает меч с эфесом в виде лилии, а на лбу воина нарисован почему-то перевернутый молодой месяц, рогами вверх, как челн. Прантиш решил, что это местная трактовка святого Михаила либо иного драконоборца, святого Юрия.
Между тем пестрая толпа двинула по запруженным улочкам в центр города, туда, где возвышался шпиль самого высокого храма.
— Сейчас голос подаст! Кормежка у него! — кричали люди, толкаясь, и лезли едва не под копыта лошадей. Вырвич и его спутники все-таки въехали на площадь с огромным готическим костелом из красного кирпича и белокаменной ратушей.
— Ти-хо! — заорал кто-то, и толпа умолкла, как поле перед грозой. Прантиш затаился, ожидая какого-то мошенничества, но в глубине души так хотелось настоящего чуда! И вдруг.
Нет, это было не мошенничество. Откуда-то из-под земли послышался рык живого существа, голос древнего ужаса, нечеловеческого одиночества и жажды. Завизжала женщина, заплакал ребенок, зафыркали кони. Глаза людей загорелись смесью страха и любопытства.
— Я должен посмотреть на это страшилище! — аж застонал Американец. Расспросы обнадежили: хотя узреть дракона стоит немалых денег, но это возможно. Только нужно занять очередь в магистрате. И через пару дней... Правда, дракона показывают только через специальные окошки в дверях подземелья, но историй о нем сторожа расскажут!
Зато никакие деньги не помогли снять приличные помещения хоть в каком гостевом доме. Только невероятная сумма в двадцать талеров и напористость пана Агалинского обеспечили странникам одну комнатку на всех под самой крышей отеля «Под золотой курицей». Конечно, ради этого из комнаты отселили в какой-то чулан менее денежных гостей.
Отель состоял из четырех этажей, причем было заметно, что верхние достроены совсем недавно, спешно — ясно, что из-за притока любопытствующих. Вообще, во всем городе шло строительство, то там, то тут виднелись леса, дома сияли свежими красками.
Нужно ли уточнять, что изображения дракона, меча с эфесом в виде лилии и юноши с месяцем во лбу украшали все комнаты отеля «Под золотой курицей», и даже ночные вазы.
Из харчевни на первом этаже поползли соблазнительные запахи. Пан Агалинский растолкал пеструю публику, продираясь к столу, который вызволил тоже очень просто, выбросив из-за него двух мелких мещан, по одежде — то ли писцов, то ли судебных канцеляристов.
— Верещаки и пива!
Верещака — это было самое модное блюдо, придуманное поваром Августа Саса по фамилии Верещака. Здесь, судя по заказам посетителей, ее умели готовить неплохо.
Музыканты — лютнист, скрипач и владелец контрабаса-басетли — выводили мелодию баллады. Отгадайте, о ком? — о драконе и святом Михаиле. Дым и шум наполняли корчемку не меньше, чем придорожную белорусскую, разве что пили не водку, а медовуху, и на горожанах красовались не шапки-магерки, а шляпы с перышками, и разговаривали не по-белорусски, а по-польски, по-немецки, изредка — на голландском и французском.
Не успела дородная шинкарка в белом чепце размером с небольшой стог принести заказанные кувшины с пивом и верещаку в глиняных мисках, как посетители взревели и повскакивали с мест, кого-то высматривая. Прантиш завертел головой и тоже приподнялся.
И увидел парня с полумесяцем во лбу.
Точно такого, как на рисунках. Хорош, будто королевич, золотые волосы до плеч аккуратно подвиты, алый камзол с золотом, дилея с горностаевой отделкой. За юношей двигалась свита, тоже красиво убранные шляхтичи, а уж как посматривали на этого горделивого красавчика девицы! А тот встал посередине корчмы, властно поднял руку — белые кружева манжета аж слепили, и промолвил во внезапной уважительной тишине:
— Многоуважаемое панство, земляки мои да гости нашего славного города! Завтра в полдень приглашаю всех в ратушу, на очередное испытание лилейного меча! Мы определим, настало ли время моей смертельной схватки с поганым чудовищем, кое захватило наш несчастный город. Приходите, чтобы искренними молитвами святому архангелу Михаилу, драконоборцу, поддержать меня в стремлении освободить родной город!
Присутствующие взревели, зашумели. Кто-то крикнул: «Виват пану Доминику Ранглинскому, избраннику!» Восклицание подхватили. Прантиш перехватил взгляд Полонеи, которым она проводила надменного красавца, и сердце у него дрогнуло.