А пока Радзивиллы и Богинские выжидают, можно укреплять своего кандидата на трон... А когда реликвия не достанется никому, опять же, можно втянуть претендентов в битву, намекнув, что соперник перехитрил, помешал... Еще бы киевского воеводу Потоцкого сюда приплел да коронного гетмана Броницкого, которые тоже на трон целятся. И не забыл заинтересовать оружием доктора Ди тех, кто ставит на сына Августа Саса. Пусть бы все вообще в Речи Посполитой подрались да перебили друг друга за тот дьявольский меч!
При любом раскладе доктор Лёдник (а заодно и его спутники) сделаются ненужными свидетелями.
Но ведь доктор и так должен погибнуть.
Правда, Прантиш как-то отодвинул мысль о его страшной присяге подальше — пан Гервасий трогать доктора не станет, пока тот не добудет артефакт. А до этого сомнительной вероятности события столько случится!
Прантишу вдруг стало жарко от неприятной догадки: если князь Репнин собирал сведения о Лёднике, конечно же, рассказал и о его визитах к пани Агалинской и маленькому Александру. Среди прислуги точно непристойные слухи ходили о пани и ведьмаке-лекаре. А донести эти слухи до пана Агалинского — если уж все ближние до сих пор побоялись — помогли со стороны, чтобы доктора прижать. Ни деньгами, ни страхом смерти его не согнуть, а чувство вины и ответственность за судьбу сына — самая лучшая цепь.
А дальше Прантишу стало еще более неловко. Потому что пришла в голову еще одна очень простая мысль: а что было бы, если б разъяренный пан Агалинский не погиб в случайной драке? А что, если не к брату он шел, не к властям сообщить о смерти жены, а перся разбираться с доктором, который наставил ему рога высотой с астрономическую башню? А доктор нужен для интриги живым и здоровым. А учинить заварушку среди пьяной шляхты да втянуть туда ошалелого от злобы и вина подслеповатого пана — соломину тяжелее переломить. В исходе судьба доктора и его сына в руках пана Гервасия. Который, правда, не очень похож сам на опытного интригана, — но ведь им же есть кому управлять. Он альбанец, а это значит, до конца предан Пану Коханку, а тот во всем теперь слушается хитроусого пана Богуша, напрасно пытаясь заменить им расстрелянного Володковича. А князь Репнин со всеми приятельствует, всем может тайно «помогать». И валите вы, дорогие литвины, искать в странах далеких оружие чудодейственное, что поспособствует вам перебить друг друга да наладить порядок в своей стране, а мы пока его и так наведем. На свой вкус.
Ветер сыпанул в лицо Вырвичу мокрые холодные капли, сбитые с кустов, на которых трепетали только отдельные узкие листочки, как желтые рыбешки. Погано быть маленькой рыбешкой, над которой кружат голодные щуки.
Но всегда есть шанс, что хищники перегрызутся между собою раньше, чем съедят рыбешку.
Прантиш зажмурил глаза: пахнуло ветром дальних странствий. А это наилучшее средство победить тоску и забыть обо всех проблемах!
В доме с зелеными ставнями Прантиша встретила встревоженная Саломея, ее огромные синие глаза покраснели от слез.
— Бутрим заперся в кабинете, не отзывается. А недавно письмо принесли.
Вырвич схватил конверт и подошел к свече, чтобы полуше рассмотреть. На печати красовался герб Агалинских, знакомый Прантишу еще по событиям трехлетней давности: именно такой герб, только забрызганный грязью, красовался на двери кареты, приостановившейся около беглого школяра Вырвича на дороге из Менска в Воложин. И пан из кареты предложил школяру купить у него за шелег ценную вещь, а этой вещью оказался мрачный алхимик, которого теперь нужно было как-то спасать из безупречно подстроенной ловушки.
Интересно, додумался ли мозговитый профессор до тех же выводов, к коим пришел студиозус, или так углубился в горе и чувство вины, что не способен на логические выкладки? Прантиш приник глазом к отверстию в двери профессорского кабинета. Доктор сидел за столом, уставившись в листок бумаги. Вырвич догадался, что это заветный листок с начертанным на нем детской рукой именем «Александр».
Прантиш для приличия постучал в дверь профессорского кабинета и громко рассказал о письме, подчеркнув, что прочитать нужно немедленно. В ответ — молчание.
— Ну, значит, я сам прочитаю, хорошо?
Молчание. Будем считать, что это согласие.
Содержание письма было простым и лаконичным. Доктору Балтромею Лёднику в следующий понедельник следовало отправиться в путь. Пан Гервасий Агалинский заедет за ним утром. Пани Саломея Лёдник должна остаться в Вильне и никуда не отлучаться. Прантиш понимал, им нужна была заложница, — чтобы доктор обязательно вернулся.
Короче, оставалось снова увидеть во сне пальму — потому что ничего иного, как отдаться на волю рока, не придумаешь.
Глава седьмая
Вырвич и Лёдник на проклятой мельнице
Где дороги, там и ямы. Индусы, кстати, объяснили бы, что Яма — имя бога подземного царства, владельца четырехглавых собак, что невидимыми бродят среди людей, высматривая их грехи. В одной руке Ямы — дубинка, с помощью которой бог индуистским своим способом вынимает душу из тела.
Здешние ямы тоже могли вынуть душу из тела — легко. Однажды в юности пан Михал Богинский, только возвратившись на родину из Франции, кувыркнулся вместе с каретой в такую лужу на литвинской дороге, что едва вытащили, и после этого взялся приводить в порядок тракты в своих владениях, так что злосчастная ямища очень даже поспособствовала простому люду. А вот видеть дорожную яму во сне — это значит наяву будешь иметь плохих попутчиков.