— Почему вы думаете, Ваша светлость, что тот доктор в действительности не изобрел чудодейственного оружия? — поинтересовался Лёдник. — Если было эмпирическое доказательство — рассеченная сталь.
— Вы лучше меня знаете, пан профессор, как можно заранее располовинить латы и как с помощью системы зеркал подменить ими целые, — промолвил князь. — Почему, кроме этих лат, огненный меч не испытан больше ни на чем? Почему не упали все ниц перед его владельцем? Но наш современник, вельможа, с которого началась сказка, этими вопросами не заинтересовался, а просто захотел получить волшебное оружие. Золото доведет и до покинутого Эдема. Вот только вход туда не купишь. Вельможе доложили, что есть завещание создателя меча ангелов. Но доктор ничего не делал просто и по-людски. Он создал куклу, которая умела рисовать. И перед смертью отладил ее так, чтобы рисовала место, где покоится его изобретение. Куклу вместо документа завещал шведскому королю. Но король от дьявольского подарка отказался, и тогда куклу сожгли. Остался только механизм, который, как чудесный экспонат, показывали в шотландском замке. Наш вельможа не пожалел денег, механизм выкупил и заказал, чтобы куклу восстановили в Швейцарии. Вот только увидеть результат своих хлопот не успел — умер.
— Так ведь великий гетман успел получить автомат! — уточнил Прантиш.
Репнин постучал пальцами по своей табакерке.
— А кто вам сказал, ваша мость, что герой моего рассказа — великий гетман Михал Казимир Рыбонька? В действительности я говорил о его брате, Герониме Радзивилле.
Лёдник и Прантиш нахмурились, а Саломея закрыла лицо тонкими руками: в слуцком замке Геронима Жестокого им всем пришлось немало пережить. Заключенная в башне Саломея по приказу князя вынуждена была выдавать себя за Сильфиду. Лёдник и Прантиш, отправившиеся выручать ее, сами стали узниками подземелий.
— Значит, его мость Михал Казимир Рыбонька выкупил заказанный братом автомат. — пробормотал доктор. — Но, как я наблюдал, он очень не любил всяческих ведьмарских штуковин. Видимо, и не хотел, чтобы кто-то воспользовался подозрительным оружием. Особенно сын. А может, просто значения этой штуковине не придавал — вот и отписал мне.
Прантиш сердито фыркнул, отметив про себя, что в окружении его мости пана Кароля Радзивилла кое-кто, однако, очень хочет использовать тайну.
— Так вы не пояснили, Ваша светлость, зачем нам ехать за каким-то шарлатанским приспособлением, от коего никакого толку?
Репнин рассматривал свои перстни, будто впервые их видел.
— Повторяю: имеют силу не вещи, а вера в их силу. Пока уважаемый князь Михал Богинский будет ждать, когда ему доставят из-за моря-океана, с острова Буяна чудодейственное оружие, с коим он победит всех и станет королем и мужем императрицы, он будет играть себе на кларнете, рисовать натюрморты с персиками и совершенствовать театральные машины. И это лучшее для нашей ситуации. Дорогу вам оплатят, друзья мои.
— Дорогу куда, ясновельможный князь? — не выдержал профессор. — Мы не установили место нахождения пещеры!
Гость снисходительно улыбнулся.
— Найдете вы что или не найдете, знаете точно, куда ехать, или нет — на вознаграждении это не отразится. Главное, тот человек, которого пан Богинский с вами пошлет, не должен сомневаться в важности поручения и точности ваших сведений и будет регулярно сообщать о напряженных поисках своему сюзерену.
Вот оно что, кто-то от Богинских. Сразу вспомнился светловолосый гигант Герман Ватман, телохранитель князя Михала Богинского, который несколько раз спасал жизни былого алхимика и его молодого хозяина и несколько раз пробовал их убить — в соответствии с полученными приказами.
Лёдник решительно отодвинул пустую чашку, на фарфоровых боках коей мчались синие фрегаты с гордо натянутыми парусами.
— Боюсь, эта миссия для меня слишком тяжела. Очень не хочется разочаровывать ясновельможного пана, но я слишком стар и слишком мало знаю о цели нашего путешествия. А его мости пану Вырвичу нужно учиться. Поэтому...
— А вы подумайте, подумайте, пан профессор! — Репнин ни на мгновение не потерял доброжелательного выражения лица. — В не таком далеком будущем академия сделается целиком светским университетом, со всеми положенными кафедрами, с отдельным медицинским факультетом. Понадобятся новые специалисты, новый ректор. Почему бы вам не занять эту должность? У вас авторитет, прогрессивный склад ума, знания. А насчет схрона — вы же гений, вы догадаетесь, вычислите.
Когда колеса кареты, в которой отбыл неожиданный гость, грохотали по мостовой уже где-то за Острой Брамой, Саломея нарушила угнетенное молчание, господствовавшее в комнате:
— Значит, российцы поставили на пана Станислава Понятовского. А мы снова — как пешки. Никуда я не отпущу тебя, Фауст, даже если возжаждешь приключений.
Вырвич подхватился:
— А почему бы не воспользоваться возможностью посмотреть мир?
— Забыл, как пан Богинский посылал нас в полоцкие подземелья? С тайным приказом своему наемнику перебить нас по окончании дела? — сурово спросил Лёдник. — Нашел кому верить. Николай Репнин — царедворец, ради своих целей он не брезгует никакими средствами. Сколько наших магнатов перессорил между собой с такой же доверчивой улыбкой.
Профессор утомленно потер рукой лоб.
— История — сумасшедший, который нарезает круги по периметру своей камеры, не замечая, что ступает по собственным следам. Август Сильный тоже натравливал магнатов на магнатов. Литвинские войска упразднял, штандарты их ломал. Война началась между Короной и Княжеством, епископ Ян Хризостом Желуский писал, что «исчезли в Литве право, справедливость, стыд; все подлежит мечу, управляет сильнейший, порядок заменило дикое своеволие. Бояться нужно, чтобы за такое угнетение шляхты, хотя и не быстро, не наступила бы кара Божья.» И теперь, чувствую, что-то подобное созрело. Имел я недавно разговор с одним своим пациентом. Тот искренне меня предостерегал в ближайшее время не примыкать ни к каким политическим партиям. Будто бы этой осенью Чарторыйские с Фамилией готовят государственный переворот. Но в Петербурге на их планы смотрят искоса, хотят своими силами короля нам посадить. Вот и пошли интриги. Завтра отчитаю лекции, проведу сложную операцию, а в воскресенье отправимся с утра в Полоцк. А там видно будет.